Проблема инсайдерской торговли и манипулирования на российском рынке не только не теряет актуальности, а напротив, даже усугубляется на фоне активизации игроков и антисанкционных послаблений в части раскрытия информации. О том, какие шаги регулятор запланировал для противодействия этим и другим негативным практикам, а также о предложениях по увеличению капитализации российского фондового рынка, дискуссии между биржей и профучастниками и закрытии «лазеек» для недружественных нерезидентов в интервью «Интерфаксу» рассказал заместитель председателя Банка России Филипп Габуния.

— Российский фондовый рынок в последние годы многое потерял и в целом сильно видоизменился. В этих условиях задача удвоения его капитализации по отношению к ВВП прозвучала довольно неожиданно. Понятно ли уже, что в нынешних реалиях нужно делать для того, чтобы эту задачу решить? Это в принципе реально?

— Задача, безусловно, очень амбициозная. Если говорить о том, что нужно сделать, то здесь, конечно, нет никакого универсального средства. Нужен комплекс действий. Часть мер уже реализована, и мы ждем от них эффекта. Например, это реформа ИИС, запуск программы долгосрочных сбережений.

Сейчас мы еще предлагаем правительству подумать над изменением системы стимулов для компаний, которые получают поддержку государства при реализации различных проектов. Сегодня у нас в экономике в целом доминируют кредиты как форма привлечения средств. Это мостик, который сводит кредитора и заемщика. Государство привычно направляет средства на субсидирование процентных ставок, есть льготы по инвестпроектам, но все они привязаны к привлечению средств в виде кредитов.

Одна из мер, которую мы предложили обсудить — субсидирование долевого финансирования, то есть распределенная во времени выплата компаниям, выходящим на рынок капитала, как альтернатива субсидиям в рамках программ банковского кредитования. Кроме того, могут быть также оправданы и налоговые стимулы, например, льготы по налогу на прибыль для эмитентов при соблюдении определенных условий.

— Компании не окажутся в неравных условиях? Если у кого-то стратегия вообще не предусматривает публичности...

— Нет, это не означает, что вся поддержка будет переведена исключительно в форму акционерного капитала. Мы рассчитываем, что у компаний появится выбор — если проект имеет право на господдержку, ее можно будет получить или по линии льготного кредитования, или в виде льгот при выходе на фондовый рынок. Компании сами будут принимать решения, исходя из специфики экономики проекта и стоимости различных источников финансирования. При этом важно, чтобы господдержка не была поощрением только для одной формы привлечения денег.

Кстати, использование долевого финансирования будет способствовать снижению долговой нагрузки бизнеса и не будет приводить к дополнительной нагрузке на бюджет. Произойдёт просто перераспределение расходов между формами поддержки. Здесь, безусловно, важна позиция правительства, которое, собственно, эту поддержку и предоставляет.

— Что еще на «повестке удвоения»?

— Краеугольным камнем, конечно, является доверие к фондовому рынку, включая отношение к миноритариям. Если интересы инвесторов будут попираться, то они не будут приходить на рынок, какие бы стимулы мы ни предложили. И тут важно, чтобы интересами миноритариев не пренебрегали, а наоборот, их защищали. Это затрагивает, в том числе, вопросы максимально возможного в текущих условиях раскрытия информации об эмитентах, доступности ценовой информации, повышения прозрачности дивидендной политики, качества корпоративной культуры и многое другое.

— Это табу стало менее непререкаемым в последние пару лет. Какие-то послабления уже отменены, но вряд ли можно говорить, что мы вернулись на уровень, который был, скажем, в 2021 году. Как вы считаете, сейчас уже есть все необходимые условия для того, чтобы ставить вопрос о полном возвращении всех правил и в части раскрытия, и в части корпоративного управления к прежнему уровню?

— Сейчас у компаний есть основания закрывать часть информации о себе, учитывая санкционные риски. Но дело в том, что многие компании используют внешние обстоятельства для оправдания своей «скрытности». Наша позиция: инвесторам необходима информация для принятия взвешенных решений. Нам нужно будет придумывать какие-то более тонкие механизмы получения инвестором сведений о компаниях.

— А что с точки зрения удвоения капитализации может дать расширение времени торгов на рынке акций? Возвращение утренней сессии, торги в выходные?

— Торги выходного дня — это точно не главный рецепт. Но мы всесторонне анализируем эту тему. Звучит убедительно и красиво: если магазины работают круглосуточно, почему бы этот принцип не применить к фондовому рынку? Но здесь все-таки есть своя специфика. Она связана прежде всего с изменением ликвидности в разные временные периоды: сильно ранние или сильно поздние. Мы раньше фиксировали довольно значимую волатильность в утренние часы. И это может иметь серьезные последствия для инвесторов, если, например, у кого-то была маржинальная позиция. Вдруг возьмут и закроют, хотя никаких фундаментальных причин для этого не было.

Сейчас мы пытаемся оценить эти риски и подумать, как их можно нивелировать, чтобы не создавать угроз инвесторам. Мы провели опрос среди инвесторов, нужны ли им торги в выходные дни. Так вот, львиная доля респондентов выступила против.

При этом сама идея расширения времени торгов не самая плохая: у нас страна большая, с разными часовыми поясами. Поэтому действительно есть аргументы в пользу такого решения.

Мы получили предложения и от «Мосбиржи», и от «СПБ биржи» о том, как они видят торги в выходные. Сейчас важно принять взвешенное решение.

— Роль внутреннего инвестора сейчас сильно выросла, но вряд ли удвоить рынок можно только с опорой на собственные силы. Но если поставить себя на место иностранного инвестора, даже из дружественной на сегодняшний день юрисдикции: его, наверное, в отношении России тоже должны беспокоить «риски зарубежной инфраструктуры», о которых ЦБ так часто говорил в отношении рынков иностранных. Может быть, есть какие-то шаги, которые можно сделать, так сказать, навстречу иностранным инвесторам? Какие-то ограничения смягчить, снять, чтобы показать, что риски иностранной инфраструктуры в России не больше, чем риски российского инвестора в зарубежной юрисдикции?

— Понятно, что мы не можем гадать, какие опасения испытывает иностранный инвестор, который желает прийти на наш рынок. Мое мнение, что и сегодня в отношении дружественных юрисдикций у нас никаких ограничений не действует. Мы не совершили ни одного недружественного шага, все наши меры были ответом на действия зарубежных институтов. Более того, мы планомерно движемся в сторону смягчения регулирования, например, у нас есть прямой доступ их брокеров к валютным торгам на нашей бирже. В дальнейшем будем развивать депозитарные мосты, чтобы синхронизировать учет активов.

Мы не закрываем наш рынок и готовы к конструктивному сотрудничеству.

— Глава Банка России в мае говорила, что надо подумать об установлении минимального уровня free float для допуска к торгам. Вы это обсудили с рынком?

— Более того, у нас на выходе нормативный акт. Мы предлагаем повысить минимальную долю акций в свободном обращении для второго уровня листинга — до 5%. Мы анализировали, в каком объеме выпущенные эмитентами бумаги реально доступны для биржевых операций. В целом наши оценки совпали с оценками биржи. Планируется, что новые требования вступят в силу с 1 апреля 2025 года.

Требования к эмитентам первого эшелона сохраняются. Чтобы попасть в первый котировальный список, компания должна направить в свободное обращение 10% от выпуска. Затем поддерживать free float на уровне 7,5%.

В отношении ценных бумаг, которые не входят в котировальные списки (а в этом эшелоне как раз сконцентрировались бумаги, которые исторически имели низкий free float), меры противодействия волатильности принимаются организаторами торгов на основании собственных методик с учетом рекомендаций Банка России.

— Недавно в публичном поле зазвучала тема риска ухода крупных компаний с биржи. Регулятор такие риски видит? Планируете ли что-то предпринимать?

— Пока нам кажется, что это несколько преувеличено. Мы не видим предпосылок для делистинга крупнейших эмитентов ценных бумаг. При этом действующее регулирование позволяет бирже в определенных ситуациях принимать решение о понижении уровня котировального списка и даже о делистинге. Но в каждом случае необходимо оценивать последствия такого решения для розничных и институциональных инвесторов.

— Вы уже обозначили проблему разгона акций, прежде всего низколиквидных акций. Сейчас как обстоят дела? Нужны ли еще какие-то дополнительные шаги?

— Действительно, это была серьезная проблема. Только за 3 квартала прошлого года количество акций, подверженных дестабилизации, достигло 63. Для сравнения, за весь 2022 год было зафиксировано порядка 12 таких случаев. При этом колебания цены могли превышать 50%. И самое интересное, что это даже было не прямое манипулирование в юридическом смысле слова, а знаете, такая лотерея — кто первый спрыгнет. Целью таких действий является искусственное и запланированное формирование тренда по бумаге. А когда рынок уже входит в ожидаемое состояние или к нему приближается, то манипулятор выходит из позиции, как правило, заблаговременно.

Но биржа — это не азартные игры. Организованные торги должны определять адекватное и прозрачное ценообразование. Мы с «Московской биржей» приняли меры по ограничению агрессивных заявок в третьем эшелоне. Потому что подобные качели, как я уже сказал, можно устраивать, только когда рынок тонкий и низкий free float. Были установлены новые (жесткие) ценовые границы, увеличен шаг цены наиболее волатильных бумаг, ограничена возможность подачи агрессивных заявок за пределами 5% отклонения от лучшей цены, сокращено время срабатывания дискретного аукциона.

По факту это дало свои результаты, число таких практик кратно сократилось — до единичных случаев, и до текущего момента эта тенденция сохранилась. Больше мы ярких всплесков волатильности не видим. В общем, меры сработали, поэтому принимать какие-то дополнительные решения пока не видим смысла.

— А за скачками бумаг, в том числе крупных эмитентов, на торгах на «СПБ бирже» вы следите?

— Безусловно, как раз сейчас мы обсуждаем, чтобы они ввели необходимые уровни контроля, чтобы избежать волатильности.

— Была идея увеличить штрафы за манипулирование, она в какой сейчас стадии?

— Мы сейчас обсуждаем с правоохранительными органами возможность ужесточения наказания. На наш взгляд, оно должно быть пропорционально масштабам нанесенного вреда. Сегодня минимальный штраф для физических лиц чаще всего ничтожен по сравнению с полученным «заработком» — 3000 рублей. Статьи Уголовного кодекса начинают применяться при нанесении ущерба в сумме 3,75 млн рублей. То есть штрафные санкции небольшие, но при этом очень быстро наступает уголовная ответственность. Мы считаем, что необходимо прежде всего усилить административное наказание.

В частности, предлагаем предусмотреть кратность размера штрафа сумме незаконно полученного дохода в процессе манипулирования — от 3 до 5 раз. При этом мы выступаем за повышение минимального размера штрафов — до 10 тысяч для физлиц, до 100 тысяч для должностных лиц и до 1 млн рублей для компаний.

Кроме того, считаем необходимым увеличить срок давности привлечения к административной ответственности, а также ввести понятие нижнего порога оборота по сделкам, до которого административное наказание не применяется. Сейчас за любой выявленный факт мы должны привлекать к ответственности. Однако, по нашим оценкам, сделки объемом до 1 млн рублей не способны значительно повлиять на справедливое ценообразование на рынке. И такие нарушения можно не доводить до «административки», вполне достаточно предупреждения брокера своему клиенту, что не стоит так делать. Введение такого порога позволит нам сосредоточить свое внимание на более серьезных случаях, которые наносят более существенный вред интересам инвесторов на бирже.

Что касается уголовной ответственности, то на наш взгляд, надо увеличить минимальный порог ущерба для ее наступления. Но при этом предусмотреть конфискацию имущества в качестве дополнительной меры воздействия. Одновременно мы полагаем, что можно освобождать от уголовной ответственности тех, кто впервые совершил преступление и возместил ущерб.

Надо сказать, что многие процедуры по мелким нарушениям мы хотим передать на сторону брокера.

Мы уже сильно упростили операционные процедуры обмена информацией с биржей и профучастниками, когда они нам сообщают о каких-то аномальных вещах. Традиционно модель борьбы с инсайдом и манипулированием была, как мы говорим, «центробанкоцентричная», то есть Банк России был главным звеном в сборе информации от бирж, эмитентов, профессиональных участников. Мы рассматривали жалобы и обращения участников финансового рынка, квалифицировали нарушения, наказывали и так далее. Сейчас нам удалось упростить взаимодействие с другими участниками рынка и стандартизировать наши действия.

Мы предполагаем, что каждый участник системы — организаторы торговли, брокеры, эмитенты — могут разделять эту ответственность.

— Недавно вы опубликовали информацию о сделке физического лица с регулятором. В чем была договоренность?

— Это первый случай за все время действия такой нормы в законе. Мы по этическим причинам не раскрываем информацию о человеке, который пошел на соглашение с нами. Но как в принципе это работает?

Суть сделки заключается в том, что виновник раскаивается в содеянном и соглашается помогать расследованию дела о манипулировании. В ответ на это с него снимаются обвинения, он сохраняет свою деловую репутацию и может продолжать работать на финансовом рынке.

Надо отметить, что не во всех случаях это возможно. Банк России, прежде чем идти на сделку, должен учитывать степень тяжести совершенного поступка, его социальную опасность.

Потом мы оцениваем, насколько условия, на которые готов пойти вставший на путь исправления, чтобы снять с себя обвинения, соразмерны причиненному ущербу. Это может быть согласие пройти дополнительное обучение по теме противодействия инсайду и манипулированию, ограничения на совершение торговых операций с некоторыми инструментами или на определенный срок. Также условием сделки может быть предоставление информации о других фактах манипулирования.

Соглашение считается исполненным, если физическое лицо в течение 6 месяцев документально подтвердило соблюдение условий. В противном случае в отношении него будет продолжена процедура привлечения к административной ответственности.

— Усилилась ли проблема с инсайдом?

— Да, эта проблема стала острее, чем раньше. Во-первых, потому, что рынок стал более активным, на нем появилось больше игроков, во-вторых, у эмитентов есть право часть информации не раскрывать. И тут появляется информационная асимметрия, когда ограниченной группе людей становятся доступны сведения, которые так и не станут публичными. И они могут использовать эти сведения для получения прибыли на фондовом рынке. Мы должны не допускать развития толерантности к тому, что кто-то имеет доступ к информации раньше, чем другие.

Мы выделяем два вида инсайда: торговый, когда инвестору откуда-то стала известна информация непосредственно о характере планируемых к совершению торговых операций на бирже. И корпоративный, когда инсайдер совершает незаконные сделки, руководствуясь информацией эмитента, например, размером дивидендов.

И с тем, и с другим необходимо бороться. Мы проанализировали ряд кейсов и пришли к следующему. Необходимо внедрять запретительные периоды, когда инсайдерам запрещено осуществлять сделки с ценными бумагами, также надо расширять список должностей по инсайдерам и требовать от эмитентов, чтобы они больше с ними работали.

Эмитентам необходимо постепенно, но уже активно формировать культуру: обучать сотрудников-инсайдеров, проводить проверки по фактам публикаций инсайдерской информации, в том числе в мессенджерах, до ее официального раскрытия.

У каждого должно быть понимание, что инсайдерская торговля не допустима и не останется безнаказанной. Мы сейчас активно начали проводить проверки по крупнейшим эмитентам на предмет соблюдения законодательства по противодействию инсайдерской торговле. Это, конечно, более сложная история с точки зрения доказывания.

Поэтому мы надеемся на определенную синергию за счет того, что здесь интересы у регулятора, эмитентов, профессиональных участников рынка совпадают. Многие компании уже обращаются к нам за помощью, просят разъяснить, как работать с инсайдом.

— Были планы по запуску индекса инсайдеров. Как эта работа продвигается? Насколько это поможет?

— Да, с Мосбиржей мы прорабатывали возможность внедрения агрегированного показателя по операциям, совершенных инсайдерами. Понятно, что без указания персоналий и реквизитов сделок. Сейчас биржа готовит методику расчета индекса. На наш взгляд, внедрение такого инструмента, конечно, даст дополнительную прозрачность рынку. Но к сожалению, не уверен, что это будет панацея.

— Все, что вы перечислили, убирает необходимость думать о каком-то регулировании «телеграмной» среды? Если созданы условия, препятствующие манипулированию, в том числе со стороны Telegram-каналов, пусть они делают то, что считают нужным, или все-таки какой-то подход к ним необходим?

— Любой источник информации, с точки зрения инсайда, является для нас объектом внимания, Telegram в этом смысле является просто одним из. В последнее время ему уделяют больше внимания, и мы следим за этой средой точно так же, как за другими источниками информации. Другой вопрос, что Телеграм-каналы и финансовые блогеры действительно превращаются в самостоятельный способ продвижения продуктов, по сути, занимаются скрытой рекламой. Мы видим, что зачастую блогеры советуют своим подписчикам приобрести тот или иной финансовый продукт или воспользоваться услугами определенной компании. И люди не знают, является ли этот совет личным мнением блогера или «заказной» информацией.

У нас готово письмо для профучастников, которые привлекают для продвижения своих услуг блогеров (финансовых инфлюенсеров), где мы рекомендуем им раскрывать информацию о такой рекламе у себя на сайтах и в мобильных приложениях. Также исполнитель, то есть блогер, в свою очередь должен маркировать материал — указывать, кто является его заказчиком. Нам важно, чтобы информация правильно подавалась и не создавала ложных инвестиционных ожиданий.

— НАУФОР в июле предложила обсудить отказ от института центрального депозитария в качестве контрсанкционной меры. Что об этом думает ЦБ? Есть ли какая-то жизнь в этой мысли?

— Считаю эту идею исключительно вредной. Ее авторы аргументируют тем, что отказ от центрального депозитария сможет уберечь от санкций. Но как показывает практика, невозможно предсказать, откуда в следующий раз прилетят ограничения. С нашей точки зрения, это инфраструктурное решение доказало свою пользу. Централизация учета обеспечила «единую цепочку» взаимодействия регистраторов и депозитариев и упростила выплату дивидендов от публичных компаний.

Теперь эмитент передает денежные средства центральному депозитарию, а тот в свою очередь передает своим клиентам — депозитариям, и таким образом каскадом денежные средства доходят до конечного инвестора. А при децентрализованном учете эмитент вынужден взаимодействовать с каждым номинальным держателем в реестре.

Централизованная модель учетной системы позволяет участникам рынка работать в единых форматах и минимизировать свои операционные риски. Национальный расчетный депозитарий стал и центральным источником информации о ценных бумагах и корпоративных действиях. И именно этот институт во многом помогает восстанавливать права российских инвесторов после введения ограничений со стороны недружественных государств.

Кроме того, именно за счет централизации учета ценных бумаг стала возможна разработка технологии, которая бы упростила клиентский путь при переходе от одного брокера к другому.

Отказываться от такой системы, с моей точки зрения, это в каком-то смысле выстрелить себе в ногу.

— Весной была запущена дискуссия по поводу дезинтермедиации, Банк России даже выпустил консультативный доклад по этой теме. Сейчас идея мира без брокеров, то есть с одним суперброкером в лице Мосбиржи, закрыта или еще нет? А с другой стороны — будет ли ЦБ думать в сторону ограничения интернализации, чтобы не лишать биржи части бизнеса? Где здесь баланс?

— Мы близки к завершению этой дискуссии. Склоняемся к тому, что все-таки дезинтермедиация в том виде, в котором она сейчас может сложиться, нанесет довольно серьезный ущерб рынку в целом, приведет к его определенной фрагментации. И в конечном счете процессы, которые соединяют инвесторов и эмитентов, наоборот, будут усложнены, станут дороже и менее доступны. Поэтому на данный момент мы склоняемся к тому, что не следует идти таким путем.

Параллельно мы еще раз внимательно оценили практику интернализации и видим, что здесь тоже есть ряд существенных негативных факторов. Как правило, инвестор не понимает, что он совершает сделку не на организованных торгах. А это влияет на статус самой сделки, что может сказаться не в пользу брокера в случае судебного разбирательства. Инвестор, как минимум, должен быть проинформирован, что совершает внебиржевую операцию, и иметь возможность выбирать, где он хочет ее совершать, чтобы избежать ненужных рисков.

Второе — это объем сделок. В тех практиках, которые мы видим, правило наилучшего исполнения соблюдается, цена пусть и очень незначительно, но лучше котировок на бирже. Но тогда возникает вопрос, где правильная цена. Потому что, если у нас объем сделок, происходящих внутри брокера, в разы больше, чем тот, по которому формируется цена, очень условно можно сказать, что та цена, которая сформировалась на бирже, она действительно адекватна. Поэтому объемы сделок внутри брокеров должны быть ограничены. Параметры мы сейчас продумываем.

— Еще вопрос в копилку удвоения нашего фондового рынка. Сейчас ставки высокие, и фондовому рынку, наверное, не так просто выдерживать конкуренцию за деньги. По этому году какую вы видите динамику с дивидендными выплатами, которые поступают инвесторам — они реинвестируются по большей части или все-таки выводятся с рынка и уходят в банковскую систему?

— Уже выплачено 3,2 трлн рублей дивидендов. Значимого перетока в банковский сектор не фиксируем. По рознице мы видим, что эти деньги в подавляющем большинстве реинвестировались, просто далеко не всегда в акции. По данным Банка России, часть средств была направлена инвесторами в инструменты фондового рынка: как правило, это фонды денежного рынка, что связано с более высокой ожидаемой доходностью на фоне ужесточения денежно-кредитной политики и низкими рыночными рисками. Кроме того, по нашим оценкам, не более 10% денежных средств частных инвесторов во втором квартале 2024 года «перетекли» из акций в ОФЗ, корпоративные облигации и БПИФ. Преимущественно источниками нетто-покупок облигаций и БПИФ частными инвесторами были «новые» деньги — потенциально это могли быть «перетоки» с депозитов и текущих счетов физических лиц, а также реинвестирование денежных средств, полученных от погашения облигаций и дивидендных выплат.

— А обсуждается ли запуск новых инструментов для розничных инвесторов — с привязкой к криптовалютам, каких-нибудь расчетных фьючерсов?

— Нет, наше отношение к криптовалюте не поменялось с точки зрения инвестиций.

— Больше четырех месяцев у нас нет биржевых торгов долларом и евро. Для других юрисдикций это, в общем, привычная картина, для нас — новая. За прошедшее время вы не увидели рисков какой-то нерыночности курсообразования? Можно ли сказать, что с точки зрения прозрачности этого процесса, его качества рынок ничего не потерял, или все-таки что-то нужно донастраивать?

— Как раз для того, чтобы все понимали, как устанавливаются курсы доллара и евро после прекращения биржевых торгов, мы опубликовали методологию расчета этих курсов на нашем сайте. То есть сделали прозрачным этот процесс, и он абсолютно не является волюнтаристским. Мы используем подход, аналогичный тому, что применялся при расчете курсов на основе биржевых торгов, то есть определяем средневзвешенный по объему курс.

Чтобы приблизить условия расчета к биржевому рынку и исключить различные аномалии, мы заложили в методику алгоритмы отсечения нетипичных значений. Данные для расчета мы берем из банковской отчетности.

Возможность по своему желанию установить курс, который будет отличаться от условий, сложившихся на внебиржевом рынке, исключена.

— В этом году дважды снижался порог обязательной продажи экспортерами валютной выручки, причем на коротком временном отрезке. Путь дальше в эту сторону возможен или уже достигнут тот минимум, который для финстабильности необходим?

— Мы поддерживаем принятые решения по снижению порога и увеличению сроков зачисления выручки. Это облегчает трансграничные платежи и снижает нагрузку на экспортеров. Дальше будем наблюдать. Но не мы принимаем такие решения. Это компетенция правительства.

— Каким вы видите развитие рынка ЦФА? В какой перспективе возможно появление вторичного рынка, и нужен ли он вообще?

— ЦФА — инструмент молодой. Он сложился в некоей арбитражной среде — в ЦФА можно было делать то, что нельзя в классических инструментах, ну и наоборот, у ЦФА есть какие-то свои ограничения. Сейчас речь идет о том, чтобы нам оценить результаты такого спонтанно возникшего эксперимента в части арбитражей, и возможно, что-то смягчить на классическом рынке, возможно, ужесточить на рынке цифровых активов. Пока мы обсуждаем проблемы и смотрим в сторону устранения действующих неравных условий.

Что касается перспектив развития. В моем понимании важно не столько само по себе обращение «а-ля стакан» с какими-то гигантскими объемами торгов, а то, что у нас сегодня получилось, что каждая платформа заперта в себе, и у инвесторов нет возможности выйти за ее пределы. Поэтому нужно искать решение для того, чтобы эти переходы были возможны. Какое оно будет в итоге, пока я сказать не могу, но до конца года мы планируем определиться с концепцией.

Одним из вариантов развития вторичного рынка могут быть цифровые свидетельства, которые позволят организовать обращение ЦФА на бирже.

— Недавно вышел президентский указ по учету акций на счетах типа «С» и решение совета директоров ЦБ в его развитие. Для чего это потребовалось?

— Мы вводим дополнительную защиту рынка от попыток обойти антисанкционное регулирование. Я говорю о практиках, когда граждане или компании покупают российские активы у «недругов» очень дешево за границей, и потом продают их у нас на торгах. Если по-простому, то создают навес. Так вот, указ дает возможность сепарировать этот навес от торгов.

— Но сейчас со счетов «С» без разрешения тоже нельзя...

— Да, действует режим обособления российских бумаг, в цепочках учета которых есть недружественный инвестор. При этом были созданы условия для добросовестных приобретателей, чтобы они смогли выйти из активов. Но все наши послабления явились предметом творческих идей для того, чтобы получить большую маржинальность от сделок с российскими активами. Почему это плохо? Во-первых, это некоторое снижение «C-массы», то есть это ослабление ответной меры. А второе — это бьет по честным инвесторам, которые пришли, поверили в наш рынок, что-то вкладывают, пытаются заработать.

Поэтому было принято решение, что теперь акции российских эмитентов, включая международные компании, можно будет перевести на торговый счет с лицевого счета «С» только по решению правительственной комиссии.

— Масштаб проблемы был достаточно существенным, если потребовался президентский указ?

— Нет. Мы своевременно реагировали (на попытки обойти ограничения — ИФ). Но просто эта вот игра в «кошки-мышки» показывает, что спрос большой, и нужно принять кардинальные меры, чтобы освободить нас от постоянной ловли кого-то за руку. И нужно защитить наших инвесторов, потому что им обещают, что все получится, а потом не получается, и они оказываются с убытками. Теперь, с нашей точки зрения, появился заслон, который никак не преодолеть. Я, по крайней мере, пока не смог придумать варианты и схемы. Но подчеркну еще раз, что значимых объемов, которые бы каким-то образом «проливались» через обход ограничений, мы не фиксировали. То, что мы находили, это отдельные случаи или даже попытки.

— А почему эта мера временно вводится, только до конца 2025 года?

— За это время мы хотим предусмотреть дополнительные механизмы защиты. Просто они требуют кропотливой проработки.

— На недавнем обсуждении проекта основных направлений развития финрынка чуть ли не самой горячей темой была реформа МФО. Если послушать представителей отрасли, то ваши предложения поставят на ней крест. Парируете?

— Сейчас рынок МФО — это такой котел, в котором варится много всего разного, но все, что там есть, считается микрофинансовыми организациями. И часто звучит: «Давайте все это запретим». На самом деле, рынок разнообразный, он состоит из трех частей.

Первая — это компании, которые сосредоточены на финансировании малого бизнеса, они никакого отношения не имеют к практикам, которые всех тревожат.

Вторая группа — это компании, которые предоставляют услуги рассрочки. Их ставки, на самом деле, сопоставимы с банковскими потребительскими кредитами. Тоже нормальный продукт, имеет право на жизнь.

И третий кусок, который больше всего всех беспокоит — это «займы до зарплаты». Тут регулирование много раз ужесточалось. Например, были запрещены займы под залог имущества, чтобы не было историй, когда вгоняли в кабалу, квартиру отнимали. Снижались планомерно максимальные переплаты и процентные ставки. Но есть практики, которые позволяют обходить ограничения на переплату через скрытое рефинансирование, когда выдают клиенту новый заем и включают в его тело ранее начисленные проценты. Образуется цепочка займов, некий роллинг, долг растет. Таких займов на рынке около трети.

Мы провели исследования и выяснили, куда люди расходуют деньги, которые берут взаймы «до зарплаты». Есть категории, которые тратят их на тотализаторы, спортивные игры — это для нас достаточно тревожная история. На эти цели расходуется до 20% суммы выданных займов. То есть проблема приобретает социальный характер.

Мы планируем ввести нормы, которые позволят остановить такой роллинг. Это ограничение «один заем в руки до погашения» по наиболее дорогим займам. Вторая норма — введение периода охлаждения между погашением одного займа и получением другого.

Мы завершили обсуждение доклада, встречались с рынком, депутатами Госдумы, получили более 100 вопросов и предложений. Какие-то моменты дискуссионны, могут еще двигаться. Но в том, что касается принципиальных вещей, мы остаемся на своих позициях и намерены по возможности быстро реализовать меры по защите заемщиков.

Интерфакс